Станция Дно, следующая остановка...

Кажется, что вся наша литература одно сплошное дно. Оно располагается именно там, где кто-то находит "зияющие высоты". Однако не следует забывать, что есть этажи и пониже.

Прогуливаясь по ним, начинаешь сомневаться в казалось бы незыблемых постулатах.

А что если все мы ошибаемся?

Что если все, что кажется очевидным, на самом деле сомнительно и архаично?

Вот мы, к примеру, полагаем, что простому читателю нужна история (непростые с ней уже давно попрощались, и уже совсем не знаешь, что им там нужно).

Но может быть это заблуждение?

Листая самодельные тексты, которые безвестные авторы порождают в полном одиночестве, ищешь эту самую историю, и никак не находишь. И там не особо по этому горюют. Вернее, считают историей то, что в старом и традиционном смысле этого слова не является.

Слова все знакомые. И даже предложения почти узнаваемы. Но для чего их поместили в таком количестве под один заголовок, сказать затрудняешься.

Несомненно, на этих страницах что-то происходит. И даже слишком много всякого, с избытком. Но что именно, то есть даже так, просто "что", а не более сложно "для чего", сказать затрудняешься.

В старых книжках ведь всегда есть событие: Вася собирается жениться, Люся любит, Петя делает карьеру, а Аристарх Петрович опять напился и жена закатила ему скандал.

То есть можно четко обозначить границы случающегося, и его последствия.

Вот они поговорили, а тут разошлись. Говорили Никита и Наташа, а там баба Маша с бабой Дашей. Затем перестали говорить и началось что-то другое. То есть жизнь и происходящее не только длится но и делится, членится ясным и понятным способом.

Нынче разобрать не можешь настолько, что даже гетевское "Конец? А было ли начало? Одна лишь только видимость мелькала" не подходит. Потому как нет ясно, внятно очерченной видимости. На тебе просто вываливают свалявшийся комок предложений страниц на триста. И вычленить оттуда что-то, чтобы составить какую-то внятную, четкую картину происходящего невозможно совсем.

О чем это? Что происходит? Кто говорит?

Во многих надвигающихся на нас завтрашних текстах понять совершенно невозможно.

И все же их понимают. То есть у текстов без логики, без внятной истории, структуры, нормального внятного пусть даже усредненного языка находится достаточное количество читателей.

Я ничего не могу понять. А другие понимают.

Невнятные книжки читаются. Бурно обсуждаются. Вокруг них споры. В них, совершенно не ориентированных на понимание, как уже сказано выше, что-то понимают. Образуется целая закрытая далекая от тебя, вроде бы литературного человека жизнь. Сфера птичьего языка, безумцев, разговаривающих с другими безумцами на безумном языке и прекрасно друг друга понимающих.

Впрочем, я поторопился назвать их безумцами. Сумасшедшими теперь называют тех, кто стремится к логике и ясности, к внятности, последовательности, к истории, к целостности и четкой очерченности границ.

Классика непонятна не потому что она устарела с точки зрения реалий, языка, конфликта и т.д., а потому что она ясна, понятна, очевидна в своих помыслах и конфликтах... и потому совершенно неясна нынешнему поколению российских читателей, привыкшему к уродливому изложению, к стилистике бессвязности, бессодержательности и бессмыслице.

И это формирует уже социальный заказ на все уродливое, глупое, нелогичное и непрактичное. Литература на него откликнется. И скоро уже Донцова покажется слишком сложной и непонятной, слишком пушкинской, слишком достоевской.

Сергей Морозов, литературный критик