Валютные кредиты растут? Запретить!

В потоке треволнений относительно политических событий нашлось место и для некоторого беспокойства, вызванного ростом нашей внешней задолженности. С начала года суверенный долг ( то есть государственный) вырос на 4,4 млрд. долларов и составил около 60 млрд. долларов или самого высокого показателя с 2014 года. Суммарный внешний долг страны с начала года повысился на 6,1 млрд. долларов, подняв на 1 апреля текущего года сумму долга иностранным кредиторам до 524,9 млрд. долларов.

Тенденция неприятная, но и не катастрофическая. Внешний долг равен всего 36 процентам валового внутреннего продукта страны (ВВП), что по сравнению с другими странами Запада, погрязшими в долгах, просто ничтожно малая величина. Важно и то, что задолженность, хотя и растет, но опирается на экономику с удовлетворительными макропоказателями. Не хорошими, а удовлетворительными. И если тенденции наметившегося развития экономики продолжатся и будут поддержаны активными мерами правительства, то оснований для беспокойства нет.

Правда, полное спокойствие пока нарушается тем обстоятельством, что обслуживание этого относительно небольшого долга требует 40 процентов валютной выручки. Но острота тревоги смягчается тем, что в условиях экономической интеграции (а мы все-таки вписались в глобальное хозяйство) и конвертируемости валют, драматической границы между валютными доходами и рублёвой прибылью не существует. То есть аналитикам, склонным к повышенной тревожности в оценках, пора избавляться от стереотипов, привнесенных в рыночную действительность из тоталитарных времен с закрытой от внешнего мира экономикой. Для обслуживания валютного долга уже не важно, где прибыль зарабатывается, поскольку рублевый доход с легкостью конвертируется в долларовый, евро или любой другой.

По настоящему заботит другое. А именно, реакция на событие мегарегулятора. Первый заместитель председателя уважаемого ведомства Ксения Юдаева посетовала, что особенно быстрыми темпами растут заимствования корпоративного сектора, прежде всего нефтегазового крыла. Отметив, что задолженность нефтегазовых корпораций в 2,7 раза превышает величину долга суверенного, она попыталась вразумить недальновидных нефте-газодобытчиков тем аргументом, что на западе кредиты дешевле потому что существуют валютные риски. А у нас соответственно, дороже потому, что эти риски учитываются.

Но поскольку еще невразумленные компании пытаются прокредитоваться «по дешевке», но с риском, мегарегулятор спешит им на помощь. Помощь регулятор понимает практически всегда однозначно – запретить! А если нельзя запретить, то хотя бы ограничить. Вот над этими мерами, как следует из сообщений, аппарат, размещенный в здании на Неглинке, и будет трудиться в ближайшее время.

Логика вроде бы правильная. Но правильная, с точки зрения частного бизнеса, для которого выбор небогат - или дешевый кредит, но с риском, или дорогой, но без такового. Дешевый – валютный, дорогой – рублевый. Государственный подход (а мегарегулятор – учреждение государственное, хотя и с особым организационно-правовым статусом) совершенно иной. Государство прежде всего должно быть заинтересовано в развитии экономики. И логика у него (а значит, и у государственных мужей) должна быть совершенно другая.             Компаниям для работы необходимы заемные средства (таково устройство крупных корпораций, нравится это кому-то или нет). Поэтому государство должно идти не по пути запретов и ограничений, а по пути создания механизма кредитования компаний, конкурирующего с внешним. То есть разработки и предложения привлекательных и экономически выгодных финансовых продуктов, поощрения их использования, стимулирования собственных финансовых институтов с помощью льгот для смягчения кредитной политики. В таких условиях и компании не будут испытывать недостатка в средствах для хозяйственной деятельности , и экономика получит импульс для развития.

Но это, видимо, сложновато. Куда  проще и привычнее включить ограничительные меры.

Михаил Беляев, руководитель аналитического центра «Fundery», ведущий аналитик Агентства СЗК